Всем нашим друзьям, ушедшим на радугу, посвящается
Кузьма был стар. Уличные коты редко доживают до столь почтенного возраста. Будь он человеком, ему было бы далеко за восемьдесят. И хоть Кузьма был уличным котом, у него был Федор. А еще у него был дом на краю оврага, где Кузьма проводил ненастные дни и ночи, отлеживаясь после схваток с такими же уличными котами и залечивая раны. Раны заживали, но шрамы оставались. Вся голова старика была в шрамах, шрамы были на носу, на лбу, на ушах, на затылке… От этого, а еще от очень преклонного возраста, вид у кота был устрашающий. Вдоль его серой спины проходила великолепная полоса черной шерсти, которая поднималась перед схваткой как боевой гребень, увеличивая размеры тела. Это был признак прирожденного бойца. Как и любой бродяга, Кузьма никому не был нужен, кроме Федора. Он был очень умным котом, и он помнил все. Помнил, как давным-давно крохотным котенком прибежал на остановку, к людям. Помнил чувство невыносимого голода и отчаяние, огромное, как осеннее небо. Той осенью он должен был погибнуть, как четыре из пяти таких же крохотных котят, к которым однажды не вернулась кошка – мама. Но он был умным. Потому и пришел на автобусную остановку, где всегда много людей. Он помнил, как всеми четырьмя лапами залез на сапог женщины в пушистой шубе. Женщина показалась ему так похожей на большую ласковую кошку, как его мама… потом, отброшенный сильным толчком, он пролетел по воздуху и больно ударился о бордюрный камень. А еще он помнил, как человек огромного роста сгреб его своей ручищей и засунул за пазуху телогрейки. Он замерз, а за пазухой было тепло, и котенок сразу заснул. И проснулся уже в теплом человеческом жилище. Федор положил ему около печки какую-то тряпку, поставил блюдце с молоком и ушел. И кот полюбил этого большого человека.
Федор был одинокий цыган. Давным-давно он ушел из табора и поселился в конце улицы, у оврага, в деревянной избе. Он был всегда один. Работал сторожем в библиотеке. Выражался Федор междометиями, был скуп на слова, часто не к месту ругался старинными ругательствами своего народа, которых было у него великое множество. И только Кузьма знал, насколько добрым был этот угрюмый великан.
***
Когда Федор вошел в избу, Кузьма спал. Но тут же проснулся, потому что почувствовал запах. Такого запаха в избе еще не было. Так пахнет опасность. Человек вынул из-за пазухи что-то серое и поднес к самой морде кота, сказав при этом: «Вот принес тебе… тэ-кура́в мэ тро шэро́». Кот шарахнулся в сторону, на всякий случай двинул лапой по серому комочку, и тут же потянулся к нему носом, чтобы обнюхать. У комочка была голова, лапы и хвост! И он отчаянно пищал! Кузьма видел много собак. Собаки гоняли его, но бывало, что и он гонял их. Кузьма не любил этих тварей с отвратительно длинными мордами и резким запахом дерьма. Но их детенышей он еще не видел. А если судить по запаху, серый комочек был собакой. Точнее, собачьим детенышем. Но Кузьма был очень умным котом. Он сразу понял, что собачий детеныш ему не опасен, и это первое. Еще он понял, что Федор хочет от него такой же доброты к этому детенышу, какую в свое время подарил ему самому, это второе. Что он, Кузьма, может убить этого детеныша одним ударом клыков, точно так же, как много раз душил крыс, это третье. И что он, Кузьма, не сделает этому заморышу ничего плохого, потому что так хочет Федор. Переступить через это нельзя. И это четвертое. А поэтому у него сейчас, вероятно, начнется новая жизнь с большим количеством забот и дел. Кузьма сразу это понял. Он был очень, очень умным.
«Друга я тебе принес. Научи его всему. Помоги ему вырасти» – сказал коту цыган.
***
Так их стало трое. Хозяин назвал щенка Тимошей. Его приходилось учить очень многому. В первый же вечер глупый собачий детеныш обгадил на кухне пол и миску, в которую Федор накрошил ему вареной колбасы. Нагадил прямо в свою еду! За это кот, не выносивший собачьего дерьма, наградил его увесистым подзатыльником, и щенок, отчаянно визжа, бросился прятаться под шкаф. Это был первый урок. Потому что порядок в доме – это чистота и отсутствие вони. Так чистоплотный Кузьма начал приучать щенка к дому. А еще надо было учить его правильно есть, и, что гораздо важнее, выпрашивать у человека еду! Заглядывать хозяину в глаза умоляющим взглядом. И, если надо, проситься на улицу. И охранять избу, прислушиваясь к каждому шороху за окнами. И просыпаться среди ночи, если слышался лай на соседнем дворе.
А когда основные навыки были усвоены, начались подвижные игры. Как две торпеды, носились кот и щенок по двору друг за другом, прячась в кустах и устраивая хитроумные засады. Кузьма понимал, что из неуклюжего щенка – подростка когда-нибудь должен вырасти защитник этого дома.
Но и самому защищать щенка Кузьме приходилось часто. Много раз за воротами на Тимошу нападали бродячие шавки. И всякий раз им приходилось иметь дело с когтями и клыками боевого кота. Немало трусливых тварей, визжа от ужаса, уносили прочь свои тощие ляжки, брызгая кровью из разодранных носов. А однажды на щенка напала приблудная лиса, посчитав его легкой добычей. В этот раз Кузьме пришлось биться насмерть. И это был самый главный бой в его жизни! С дикими зверями он еще не сталкивался, но всем своим существом понимал, что из них двоих выживет только один! Так и вышло. Лиса осталась лежать в луже крови, а Кузьма в очередной раз отправился в теплую избу зализывать свежие раны.
Прошел год. Тимоша превратился в Тимофея, стройного длинноногого кобеля с красивой осанкой и выразительным взглядом черных глаз. Признаки породы были видны в каждом его движении. Тут было что-то и от немецкой овчарки, и от собаки – водолаза. Теперь ему разрешалось выбегать на улицу, где он пропадал целыми днями. Кот тоже стал чаще уходить по своим делам. Но если Тимофей отсутствовал слишком долго, Кузьма ложился на крыльце, клал покрытую шрамами голову на мощные лапы и начинал тосковать. И так было всегда.
***
В ту ночь всем троим снились сны. Федору снилось множество людей, изба, полная народу, люди во дворе, на улице, на остановке. Целая толпа народу, и в этой толпе много родственников, причем среди них были и те, кого уже нет среди живых. Весь табор тоже был здесь. И во сне лаяла какая-то собака. Тимофею снилось нехорошее, он ворочался и скулил. Он видел большое паукообразное существо на длинных ногах, которое пыталось протиснуться в избу, но из-за своего размера не умещалось в двери. И Тимофей лаял на него из-всех сил! Страшному существу никак не удавалось протиснуться, а Тимофей охранял избу и лаял, лаял, лаял! А Кузьме снилась вся его жизнь. Маленьким котенком он снова переживал отсутствие матери, автобусную остановку, человеческие жестокость и доброту. Опять подростком он носился по избе, уходил в ночь драться с соседским котом, залечивал глубокие раны, вылизывал Тимошу, учил его всему тому, что нужно знать… События сменяли друг друга, и наконец подошли к последнему дню. Время замедлилось и стало тягучим. Воздух тоже сгустился, стало трудно дышать. Он судорожно вздохнул, но воздуха не было. По телу прошел электрический разряд, заставив его содрогнуться. Потом все вокруг потемнело, и наступила полная темнота.
Утром Федор увидел, что кот умер. Но раньше Федора это понял Тимофей. Когда цыган вышел из спальни, пес лежал рядом с окоченевшим котом, положив голову на лапы и глядя на хозяина с такой тоской, что Федору в очередной раз захотелось ругаться. «Ха сарэ́ ромэ́нгирэ кхула́…» – пробормотал он и отправился в сарай за лопатой.
Федор собирался закопать кота под облепиховым кустом. В отличие от большинства представителей своего народа, он не боялся мертвецов. В последний раз погладив Кузьму, он аккуратно подогнул ему передние и задние лапы, принес из дома новое махровое полотенце и положил кота на бок, на полотенце. Затем долго смотрел на мертвое животное, повторяя: «Тэ-кура́в мэ тро шэро».
Тимофей сидел рядом и тоже смотрел. И была в его глазах такая вселенская тоска, что все собаки мира не выразили бы ее своим воем.
***
Когда была уложена последняя кучка земли и могила приобрела законченный вид, Федор подозвал собаку, погладил ее и сказал: «Я пла́чу. И ты плачь. Тэ-кура́в мэ саро́ тыро́ ро́до. Он будет рядом с нами всегда».
Вечером того же дня Тимофей не вернулся домой. Федор лег спать с тяжелым сердцем, повторяя: «Вида́ва мэ сари́ тумари́ поро́да буе́!». Весь следующий день пес где-то шлялся, а когда стемнело, кто – то протиснулся во двор под забором. Это был Тимофей. Цыган услышал возню во дворе, вышел на крыльцо и увидел пса. Тимофей, весь мокрый, как будто лазил по болоту, стоял и держал в зубах серый предмет. Федор взял этот предмет и выругался: «Ха сарэ́ ромэ́нгирэ кхула́…». Это был месячный котенок. Серый, как Кузьма. Вдоль хребта у него тоже проходила черная полоса. Он был весь мокрый и отчаянно дрожал! В каком болоте Тимофей его нашел? В какой луже? Или реке? Откуда он приволок такого заморыша?
В глазах собаки читалось мольба: «Только не выбрасывай его! Ты же видишь – это Кузьма, только маленький! Но он вырастет. Я помогу ему! Давай его оставим? А?».
Федор погладил собаку, потом согрел котенка, который весь уместился в его огромной ладони, положил ему кусок колбасы и пошел досыпать. Теперь все будет хорошо. Ведь их опять трое, а значит, жизнь продолжается. Это такая цыганская примета – если семья опять воссоединилась, то смерти не будет в этом доме десять лет!
А глупый котенок сделал лужу прямо в миску для еды. За что и получил от Тимофея увесистый шлепок лапой. Потому что порядок в доме – это чистота и отсутствие вони. Тимофей знал это, как никто другой.
